1763

 ©  22.04. 2014, Федоровский А.Н.

Государственная Дума 18 апреля ратифицировала соглашение между Россией и КНДР от 17 сентября 2012 г. о списании северокорейского долга, образовавшегося в результате кредитования Москвой Пхеньяна в 1950-80-е годы. Последние два десятилетия КНДР не производила выплату долговых обязательств России. В рамках двустороннего соглашения из 10 млрд. 94 млн. долл. полностью списываются 90%, в то время как выплаты 1 млрд. 94 млн. долл. должны в течение 20 лет поступать равными полугодовыми платежами на счет во Внешэкономбанк. Причем  намечается направить всю полученную таким образом сумму на реализацию инвестиционных проектов в Северной Корее, в том числе в социальной сфере.

Представлявший в парламенте предложенный правительством документ заместитель министра финансов РФ Сергей Шаталов подчеркнул, что такая «конструкция» достигнутого соглашения позволит восстановить экономические отношения с КНДР. По его информации, прорабатываются два крупных инвестиционных проекта: строительство через территории КНДР газопровода в Южную Корею и организация железнодорожного сообщения.

Переговоры о долговой проблеме продолжались два десятилетия, поэтому найденное решение никак нельзя назвать конъюнктурным. Тем не менее, нынешнее постановление Государственной Думы совпало с важным периодом трансформации внешнеэкономической политики России, подразумевающей переориентацию торгово-инвестиционных связей в пользу стран АТР. Ключевую роль в этом процессе призваны играть российско-китайские отношения. Вместе с тем Российская Федерация заинтересована в расширении и диверсификации разносторонних торгово-экономических связей с другими экономическими партнерами из числа тихоокеанских государств. В какой мере современная КНДР отвечает целям внешнеэкономической политики России?

Потенциально Корейский полуостров может стать важным «мостом», при посредстве которого могли бы активно развиваться торговые, инвестиционные, научно-технические и гуманитарные связи с Азиатско-тихоокеанским регионом. Не говоря уже о возможности экспансии российских товаров, услуг и капиталов собственно на корейском направлении.

Российско-северокорейские экономические отношения уже длительный период находятся в состоянии стагнации, поскольку возвращаться к советскому типу отношений российские государство и бизнес не готовы в силу объективных причин, а строить полномасштабные отношения на рыночных принципах прежнее северокорейское руководство было не способно. 

При благоприятных условиях Россия могла бы существенно расширить экспорт нефти и газа, принять участие в строительстве и модернизации электроэнергетики, трубопроводов, железных дорог, в том числе соединяющих Транссиб с транспортной системой Южной Кореи. Однако дело как раз в том, что радикальные перемены в экономической политике КНДР при администрации Ким Чен Ына пока не проявились, а значит, и нет гарантии возникновения необходимых «благоприятных условий» на сколько-нибудь продолжительный период.

Нет также никаких признаков, что риски реализации дорогостоящих и долгосрочных проектов в КНДР снизились, включая политическую и социальную стабильность, характер и предсказуемость экономической политики, обеспечение прав собственности, уровень коррупции, платежеспособность государства, наконец, содержание и устойчивость межкорейских отношений. 

Последнее с точки зрения судьбы российских инвестиционных проектов особенно важно, поскольку их коммерческое содержание в решающей мере зависит от степени заинтересованности южнокорейского бизнеса. Между тем перспектива оказаться в условиях, когда Пхеньян может повлиять на транспортное и энергетическое сотрудничество Москвы и Сеула снижает готовность южнокорейской стороны разделить с российскими партнерами возможные риски.

Можно говорить, что векторы развития отношений между  Москвой и Сеулом и Москвой и Пхеньяном пока не совпадают. Ситуацию усугубляют регулярно возникающие политические кризисы на Корейском полуострове, балансирующие на грани локального конфликта. В сложившихся условиях возможны лишь относительно небольшие, пилотные программы (например, в специальных экономических зонах КНДР).  Масштабные же энергетические и транспортные проекты, предполагающие многомиллиардное финансирование и долгосрочное трехстороннее сотрудничество РК, КНДР и РФ требуют гораздо более позитивных условий с точки зрения уровня обеспечения на Корейском полуострове безопасности, политической стабильности и прозрачности коммерческой деятельности. Иначе, реализовав крупные инфраструктурные проекты, Россия может столкнуться с проблемами «транзитной страны», сродни тем, что проявились в последние годы на Украине, только дополненными корейской спецификой. Остается также неясным платежеспособность КНДР, не говоря уже о том, что основное финансовое бремя реализации инфраструктурных проектов в любом случае пришлось бы взять на себя России.

Между тем списание долга Пхеньян может занести в свой актив, поскольку связанные с этим дискуссии о необходимости реанимации двусторонних экономических отношений оказываются весьма кстати. Позитив для КНДР связан с тем обстоятельством, что принятое Москвой решение произошло на фоне резкого охлаждения российско-американских отношений, что дает КНДР надежду на преимущественное взаимодействие с Россией и США в двустороннем формате, а значить – расширяет для северокорейской дипломатии возможности для маневрирования. Кроме того, у северокорейской администрации появляется шанс использовать пусть и гипотетическое расширение двусторонних связей с Россией в качестве аргумента, усиливающего позиции КНДР в отношениях с Китаем. Однако подобные действия способны принести лишь ограниченный результат и не в состоянии кардинально повлиять на приоритеты региональных держав на Корейском полуострове.

Принять решение о списание долга Москву подтолкнуло осознание ограниченных экономических возможностей КНДР. Однако едва ли это само по себе достаточное условие для активизации масштабной инвестиционной деятельности России на Корейском полуострове.