2056

© 27.11.2017, Швыдко В.Г.

Japanese traditional flute "Ryuteki". Photo by Ken FUNAKOSHI // www.flickr.com/photos/trektrack

24 ноября в Москве состоялись встреча и совместная пресс-конференция министров иностранных дел России и Японии Сергея Лаврова и Таро Коно.

Обсуждавшиеся темы и объявленные официальные результаты встречи глав дипломатических ведомств, опубликованные на сайте российского и японского МИДов, весьма прозрачно говорят о том, что сегодня двусторонние отношения уперлись в очевидные объективные пределы. Это, конечно, не кризис – никаких признаков реального сворачивания связей и демонстративных взаимных обвинений во враждебности, что мы наблюдаем в отношениях с США и рядом европейских стран, в росийско-японских отношениях не наблюдается. Но и каких-либо новых договоренностей или хотя бы обозначения перспектив таких договоренностей мы также не видим.

По большому счету, это, конечно, не удивительно. И причины этого имеются с обеих сторон.

Для российского руководства отношения с Японией никогда не являлись самоцелью – они вписаны в общую стратегию реализации главной, генеральной цели – утверждения России как глобальной державы, заинтересованной в расширении своего присутствия и влияния во всех геополитически значимых точках и регионах мира. С этой точки зрения Япония была интересна, во-первых, как военно-политический союзник США, которые рассматриваются как главное препятствие для реализации этой цели, а во-вторых – как один из самостоятельных центров силы в Северо-Восточной Азии, являющейся полем активной международной дипломатической игры. И вплоть до конца прошлого года имелись ожидания, что диалог с Токио может принести Москве реальные внешнеполитические «бенефиты» без чрезмерных (на её взгляд) уступок восточному соседу.

Так, одно время обсуждалась идея о том, что в обмен на некоторые вербальные подвижки в сторону учета японской позиции по территориальному вопросу Япония могла бы пойти на демонстративное осуждение политики санкций в отношении России и тем самым косвенно признать правомерность российских действий в ходе украинского кризиса. Этому же должно было способствовать обещание допуска японских компаний к реализации российских энергетических проектов на востоке страны, в котором в представлении российского руководства сами эти компании были крайне заинтересованы. Кроме того, присутствовал расчет на то, что через активный диалог с Японией Москва продемонстрирует, что ее участие является обязательным условием успеха любых многосторонних договоренностей по «разруливанию» конфликтных ситуаций в Северо-Восточной Азии.

Однако по разным причинам все вышеназванные ожидания оказались несостоятельными, по крайней мере, в существующих на сегодня условиях, и это в значительной степени обессмысливало поиски точек эффективных договоренностей между двумя сторонами.

С другой стороны, столь же иллюзорными оказались и расчеты японского премьера. Во-первых, что  он получит от Кремля сколько-нибудь значимые уступки по территориальному вопросу, а для японского премьера это было бы весомым аргументом в споре об эффективности его внешней политики.  Во-вторых, что он сможет добиться от Москвы если не поддержки, то хотя бы публичного выражения понимания озабоченности Японии северокорейской ракетно-ядерной программой и военным строительством КНР в региональных акваториях. И то и другое оказалось для Кремля невозможным. Первое – по понятным всем в России (но не в Японии) причинам. Второе – в связи с растущей российско-американской конфронтацией, в логике которой неприемлемо как любое совместное давление на КНДР, так и любое публичное неудовольствие по поводу действий потенциального партнера по антиамериканской коалиции, которым сегодня видится Пекин.

В результате у обеих сторон возобладал более реалистичный и сдержанный взгляд на перспективы взаимной полезности, что сказалось не столько на количестве, сколько на подготовленности и предполагаемой результативности дипломатических контактов. Переговоры по территориальному вопросу были фактически переведены в малоинтересную для обеих сторон плоскость обсуждения неких проектов «совместной хозяйственной деятельности» на спорных территориях.

При хорошей мине, которую по соображениям престижа и удобства продолжают сохранять обе стороны, энтузиазм и, соответственно, интенсивность усилий сторон резко снизились. Консультации и встречи, в том числе на высшем уровне, не прекращаются; прессе и общественности предъявляются доказательства продолжающейся активности, включая поездки японских делегаций на Южные Курилы с целью «изучения возможностей» их совместного хозяйственного освоения. В то же время результаты этой деятельности весьма скромны, и никакого прогресса в   согласовании взаимоприемлемой юридической основы для японского бизнеса на этих территориях пока не отмечается.

Попытки японского правительства изобразить готовность всячески «помочь» экономическому развитию России, в особенности ее дальневосточным регионам, выливаются, главным образом, в разговоры о возможных намерениях или демонстрационные имиджевые проекты, малоинтересные для российского бизнеса. Политически мотивированное расширение импорта Японией российских энергоносителей, которое реально помогло бы соответствующим российским компаниям улучшить свое положение и перспективы, на повестку дня сегодня не выносится. Равно как и побуждение японских компаний шире участвовать своими технологиями в модернизации и расширении добычи в России углеводородов и их возможной переработки.

Что же касается сотрудничества в сфере обеспечения международной безопасности, то сегодня интересы России и Японии в этой области имеют не так много точек соприкосновения. Как уже было сказано, две главные на сегодня заботы Японии в этой сфере – это рост военной и политической активности КНР в сопредельных регионах и ракетно-ядерная программа КНДР. Эти два вопроса в Японии официально (достаточно посмотреть на основные положения последнего выпуска Белой книги по обороне) и, тем более, неофициально считаются главными основания для обеспокоенности. И по обоим направлениям возможности для координации действий с Россией (не говоря уже о совместных демаршах) достаточно ограниченны. А любые шаги Японии по расширению в этом свете своих военных возможностей, особенно в союзе с США, ожидаемо вызывают у Москвы как минимум настороженность, а в значительной части и резкое неприятие.

В результате сотрудничество между Россией и Японией сегодня свелось к дежурным заявлениям о координации борьбы с терроризмом, наркотрафиком и другой деятельностью организованных преступных групп и коррупцией (последняя – относительно новый момент), а также деятельности по предупреждению и ликвидации последствий стихийных бедствий и т.п. Само по себе это, конечно, весьма положительный момент, но для достигнутого уровня межгосударственного диалога – явно недостаточно.

Смогут ли российские и японские власти сформировать для двусторонних отношений обновленную повестку, которая сможет придать им больший смысл и динамизм, покажет время.