2283

© 27.03.2017, Швыдко В.Г.

Фото с сайта http://www.gosrf.ru

20 марта в Токио прошли консультации министров иностранных дел и обороны России и Японии – первые после более чем трехлетнего перерыва, связанного с резким обострением отношений России с коллективным Западом весной и летом 2014 г.

Во время консультаций стороны обозначили свои приоритеты политического диалога – те пункты двусторонней повестки, в отношении которых они питают наибольший интерес с точки зрения пропаганды собственной позиции.

Для России таковыми стали, во-первых, продолжение контактов с Японией на высшем уровне без принципиального изменения позиции России по «территориальному вопросу» и, во-вторых, возобновление двусторонних контактов по линии военных ведомств, которые были прерваны на пике «украинского» кризиса в отношениях между Россией и Западом.  И то, и другое важно для руководства России как доказательство невозможности для Запада, в частности для Японии, абстрагироваться от роли России как важного международного игрока в политическом и военном отношениях и отказаться от прямого диалога. С точки зрения руководства России, сам факт полноценных официальных контактов в таком развернутом формате означает, пусть и в косвенной форме, международное признание ее права по-своему видеть и формулировать свои зарубежные интересы и, главное, самостоятельно действовать в соответствии с этим видением, не согласуя предварительно свои шаги с США или коллективным Западом.  

Японский кабинет, в свою очередь, хотел бы, во-первых, публично увязать все шаги, которые стороны делают навстречу друг другу, с задачей решения к удовлетворению японской стороны территориального спора между двумя странами.  И,  во-вторых, заручиться, насколько это возможно, если не поддержкой, то хотя бы пониманием со стороны России японской критики внешнеполитической линии Северной Кореи и Китая, от которых, по мнению правительства Японии, исходит главная угроза ее национальной безопасности.

С точки зрения решения задач, которые ставят перед собой Россия и Японии в своей дипломатии относительно друг друга, прошедшие консультации принесли каждой из сторон некоторые, пусть и ограниченные дивиденды, причем и той, и другой стороне не пришлось платить за них слишком большими уступками по другим вопросам. В этом смысле прозвучавшая с обеих сторон характеристика их как «успешных», является не просто данью протоколу, но, скорее всего, отражает их реальное мнение.

Действительно, Москва смогла подтвердить не только необходимость, но и конкретные планы продолжения контактов на самом высшем уровне, имея в виду ожидаемый в апреле визит в Россию премьер-министра Синдзо Абэ и его обещанный приезд на сентябрьский международный экономический форум во Владивостоке. Это гарантирует, что в ближайшие месяцы японскими официальными лицами будет произнесено немало слов о важной роли России (и, по умолчанию, российского президента) в определении характера и тенденций ситуации в области международной безопасности. Да и конфликтная тема российско-украинских отношений обсуждается,  и будет обсуждаться в относительно более приемлемом для Москвы ключе. С этой точки зрения пропагандистский эффект, на который рассчитывала российская дипломатия, можно считать достигнутым.

Кроме того, достигнута договоренность о возобновлении прямых контактов между военными ведомствами двух стран, в том числе на уровне Генеральных штабов. Среди запланированных на ближайший год мероприятий – рабочие консультации и обмены делегациями военных, включая заход в российский порт учебной флотилии кораблей военно-морских сил Японии.

При этом никаких намеков на желанное для Япония «продвижение» к какому-то иному решению территориального вопроса, отличному от сохранения нынешнего статус-кво,  российские министры не давали. Более того, сама эта тема, похоже, переформатировалась (по крайней мере, на какое-то время) в обсуждение условий «совместной хозяйственной деятельности» на спорных островах и, тем самым, приобрела более комфортный для российской стороны характер.

Наконец, через обсуждение на уровне министров таких деликатных для Японии тем, как размещение в Южной Корее и Японии элементов американской системы ПРО,  Москва, пусть и опосредованно, вступает в неформальный диалог с американской администрацией, что в целом ряде отношений важно для российского руководства.

С другой стороны, и Япония может записать прошедшие консультации себе «в плюс», хотя и по несколько иным основаниям. Во-первых, японские министры могут отчитаться перед своей общественностью, что лично донесли до своих российских коллег свою озабоченность усилением российского военного присутствия на Южных Курилах, а также в очередной раз проговорили все принципиальные позиции Японии по спорным моментам двусторонних отношений. 

Во-вторых, они получили прямое публичное неодобрение российским министром иностранных дел проведением КНДР регулярных испытаний ракетного оружия и ее планов обзавестись собственным ядерным арсеналом – несмотря на то, что Россия старается быть крайне осторожной в выборе формулировок и способов выражения такого неодобрения. В определенном смысле, сделанные заявления о «наличии точек соприкосновения» позиций двух правительств по этим вопросам могут  быть представлены японской дипломатией как ее успех, если учесть, что в списке обсуждаемых в Японии внешних угроз будущая ядерная Северная Корея, как правило, стоит на первом месте.

Наконец, в-третьих, возобновление контактов между военными ведомствами имеет для Японии отдельное особое значение на фоне желания нынешнего кабинета и его премьера  подчеркнуть перед внешним миром законность и историческую обоснованность восстановления военной компоненты международной роли Японии. Это, в свою очередь, важно для японского консервативного «мэйнстрима», формулирующего для себя задачу продвижения  нового образа Японии  как «нормальной» державы, не испытывающей комплексов по поводу своего военного прошлого.

Таким образом, мы сегодня являемся свидетелями ситуации, когда Россия и Япония, объективно разделяемые весьма серьезными различиями в подходах к двусторонним и некоторым основным международным проблемам, оказываются заинтересованными в более тесных и даже демонстративных контактах, помогающих руководству обеих стран решать свои собственные задачи, в том числе и не связанные прямо с их взаимными отношениями. Это дает основания предполагать, что при всех возможных сложностях, тенденция к продолжению политических контактов между Россией и Японией и расширению их предмета сохранится, по крайней мере, в среднесрочной перспективе. А уж дальнейшая их судьба будет зависеть от способности найти способ если не устранить, то, по крайней мере, смягчить существующие различия в подходах и обозначить сферы, где долгосрочное сотрудничество окажется действительно взаимовыгодным.