1852

© 21.11.2017, Михеев В.В., Луконин С.А.

in collage used photos by
Michel Temer, Gage Skidmore \ www.flickr.com/photos/micheltemer /// www.flickr.com/photos/gageskidmore

В начале 2017 г. в комментарии о краткосрочных перспективах поведения Китая мы писали, что на них будут влиять два главных фактора: предстоящий 19 съезд КПК и возможные китайско-американские договоренности на только планировавшейся тогда первой встрече Си Цзиньпина и Трампа в США. Сегодня, в конце 2017 г., два этих фактора вновь становятся главнейшими в понимании того, как будет действовать и в каком направлении развиваться Китай в ближайшее время.

Два важнейших события, произошедшие в Китае во второй половине октября – ноябре 2017 г.: 19 съезд КПК и китайско-американский Саммит в Пекине тесно связаны друг с другом.

Китай, консолидировав партийно-политическую власть вокруг Си Цзиньпина, подтвердил свою стратегическую заявку на мировое лидерство и приступил к ее реализации через акцентированное взаимодействие с Соединенными Штатами, которые в Китае рассматривают в качестве важнейшего фактора мирового развития.

Главным итогом 19 съезда КПК стала концентрация впервые после Мао Цзедуна такой силы политической власти в одних руках. Си достиг личной цели стать «лидером номер Три» в современной китайской истории. Сумев без открытого противодействия партии внести в Устав КПК изменения, ставящие идеи Си о «социализме с китайской спецификой в новую эпоху» по значимости в один ряд с идеями Мао и Дэн Сяопина и выше идеологического вклада предшественников Си – Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао.

В качестве главных «фишек» в системе аргументации права на лидерство Си выдвинул достижения в борьбе с коррупцией, своего рода «очищение партии», и задачи превращения Китая в «мировую могущественную державу». Аналогично тому, как в свое время и своими методами Мао и Дэн избавились от внутрипартийных врагов, Си использовал антикоррупционную кампанию для устранения собственных конкурентов, начиная с Бо Силая и других высших руководителей. Аналогично вкладу в историю Мао, создавшего КНР, и Дэна, начавшего реформы, Си обозначил и свой исторический вклад, правда, пока больше относящийся к будущему – превращение Китая в мирового лидера.

В китайских интеллектуальных кругах наблюдается неоднозначное восприятие итогов съезда.

По мнению, близкому к официальному, Си укрепил личную власть для продолжения рыночных реформ и повышения мирового статуса Китая. Разделяющие эту позицию полагают, что миру сегодня нужен «сильный лидер» и Си, став «сильным» внутри страны вправе претендовать и на мировую роль «сильного лидера». Они указывают на приверженность Си, закрепленным 19 съездом КПК рыночным реформам, в частности реформам финансового сектора, поддержке глобализации, формированию мирового пространства «свободной торговли» и т.п.

Другие считают, что Си «еще не наработал на такой высокий статус», его реальные дела меньше по исторической значимости, чем достижения Мао и Дэна. По их мнению, главная цель Си – сохранить реальную власть и после 2022 г., когда истечет второй срок его полномочий в качестве Генсека ЦК КПК и Председателя КНР. Высказываются, пока не обоснованные, предположения, что Си может на следующем съезде в 2022 г. ввести в Устав КПК новую для себя должность – которая бы закрепила за ним роль, аналогичную роли Дэн Сяопина после того как Дэн ушел практически со всех руководящих постов.

Критики внесенных в устав новшеств указывают на резкое ухудшение идейной атмосферы в партии и обществе накануне и после съезда, утрату существовавшей, пусть и относительной, свободы слова, к уровню которой «все привыкли», тревогу по поводу угрозы создания нового «культа личности». Проявляется и прямое недовольство решениями съезда и даже ирония, которая распространяется, правда больше не в партии, а во внепартийных интеллектуальных кругах, по поводу нового «культа личности».

Один из анекдотов последнего времени: «Что такое социализм с китайской спецификой в новую эпоху? Это – капитализм с партийным лицом».

Второе главнейшее достижение Си на съезде – практически полная (за исключением Премьера Ли Кэцзяна) смена членов ПК ПБ ЦК КПК. Си не обозначил, против сложившейся в годы реформ традиции, своего преемника. Все члены ПК в таком возрасте, что через пять лет преодолеют возрастной ценз и не смогут претендовать на пост Генсека.

В то же время Си ввел в состав ПБ и ЦК много новых кадров, в том числе «молодых», родившихся в 1960-е годы и работавших ранее вместе с ним на провинциальном уровне. Си практически полностью избавился от кадрового наследия Цзяна и Ху.

Создается впечатление, что Си решил «вырастить» преемника из нынешних 50-ти летних, организовав среди них своего рода конкуренцию за место, причем арбитром в этом соревновании будет сам Си.

Вместе с тем, у ряда китайских аналитиков остается впечатление, что Си продолжает опасаться недовольства со стороны военных кругов. Среди демобилизованных военных сразу после съезда стали распространяться настроения, что новые китайские руководители «не выполнят обещаний по социальной защите бывших военнослужащих», которые были даны прежним руководством КПК.

При этом в документах съезда было жестко подчеркнуто, что «партия руководит армией», а армия должна решать «внешние проблемы». В переводе с «политического» китайского это может означать, что «не все военные в Китае понимают это».

Период кадровых перемен на уровне правительства и провинциального руководства с завершением съезда только начинается. В Китае ждут мартовской (2018 г.) Сессии ВСНП, на которой и после которой должен полностью сформироваться новый государственный аппарат управления «под Си».

В целом создается впечатление, что стратегический «ход Си» по созданию режима личной власти может иметь преимущественно консолидирующее значение в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе замена личной властью процессов создания правовых демократических институтов управления обществом с уже весьма развитой степенью диверсификации экономических, культурных и идейных интересов может скорее создать риски для внутренней стабильности Китая. Особенно в ситуации, если что-то «пойдет не так» в экономике.

Однако, по мнению ряда китайских экспертов, ждать развития демократических процессов «хотя бы на уровне предыдущего десятилетия, не приходится». Не случайно в документах 19 съезда приверженность демократии, хотя и подтверждена, четко закреплена и другая идея – демократия «должна способствовать укреплению руководящей роли партии».

На этом фоне усиливаются тревожные ожидания продолжения борьбы с коррупцией в среде среднего уровня чиновников в университетском, силовом и партийном аппарате. Здесь нарастает недовольство тем, что репрессии затрагивают уже не только самих «виноватых», но и тех, кто работал или общался с ними – последним грозит если не тюремный срок, то блокирование возможностей продвижения по государственно-партийной линии или увольнение. Другой источник недовольства кроется в распространяющейся практике использования борьбы с коррупцией на средних эшелонах управления для «сведения счетов», «кадровых подсидок» и т.п.

В экономике сразу после съезда и визита в Китай Трампа, похоже, начинается работа по реализации предсъездовских и съездовских обещаний Си о финансовой либерализации. В середине ноября китайское правительство объявляет о планах в течение трех-пяти лет открыть рынок финансовых услуг (страхование, инвестиционная деятельность, ценные бумаги) для иностранного капитала, предоставив ему, в конечном счете, право владения до 100% собственности (вместо менее 50% сегодня) в совместных и иностранных корпорациях, работающих в этих секторах.

Здесь можно усмотреть не только политическую составляющую: Си выполняет съездовские обещания. Но и внешнеполитическую: Си делает то, на чем настаивал Трамп во время последнего Саммита, а именно - предоставляет равные возможности на китайском рынке для национального и иностранного капитала.

Впрочем, по мнению ряда гонконгских экономистов, уступки Си – не столько жест доброй воли, сколько отражение реальной неблагоприятной ситуации на китайском фондовом рынке, когда, по американским и гонконгским оценкам, более трети китайских инвестиционных компаний (к которым в Китае относят и компании, работающие с ценными бумагами) не приносят прибыли. А китайское правительство, в силу сложившейся ситуации, вынуждено не только финансировать инфраструктурное строительство, но все больше рефинансировать большие долги местных властей и государственных корпораций.

Визит Трампа в Китай сразу после завершения 19 съезда КПК носил для Пекина особый характер. Си было важно показать, что, как сильный лидер, он способен выстраивать новые отношения в «новую эпоху» с главным, в китайском понимании, актором мирового развития – США. Си стремится перейти от фазы ухудшения двусторонних отношений к новой фазе - их улучшению.

В Китае придали особый характер Саммиту, подчеркнуто назвав его «Государственный визит плюс …». На этом фоне китайские аналитики отмечают, что отношения с США сегодня приобрели для Китая «более важное значение, чем с Россией».

Главные результаты Саммита находятся в экономической и финансовой сфере. Как уже отмечалось, Китай обещал и уже приступил к реализации своего обещания по либерализации фондового рынка.

В сфере торговли и инвестиций стороны подписали контракты и достигли договоренности о сотрудничестве почти на 300 млрд долларов. Китай обещал уменьшать американский дефицит взаимной торговли, подписав соглашения о наращивании закупок американских автомобилей, сельхозпродукции, в частности говядины, а также нефти и газа. В ответ Трамп обещал более широко открыть американский рынок для китайских инвестиций.

Наибольшее значение Китай и США придали 40-миллиардному (в долл. США) соглашению о сотрудничестве в создании инфраструктуры для поставок нефти и СПГ с месторождений Аляски в Китай.

По третьей важнейшей теме переговоров – Северной Корее, стороны, похоже, продвинулись значительно слабее. Китай подтвердил неприемлемость ядерного статуса Пхеньяна, обещал «плотнее работать» с ним. Сразу после визита Трампа Китай направил в Северную Корею своего представителя, хотя скорее с целью показать готовность «быть активным» в Корейском вопросе, чем в надежде на какие-то конкретные результаты.

Однако стороны так и не пришли к пониманию того, что же все-таки надо делать для ядерного разоружения Северной Кореи.

Итоги Саммита по-разному освещались в Китае и США. В Пекине полностью доминировали позитивные оценки – Китай становится одним из мировых лидеров при улучшении отношений с Вашингтоном. В США негативные оценки Саммита, связанные в целом с критикой внешней политики Трампа, в том числе и в АТР, шли от его внутриполитических оппонентов из Демократической партии.

Помимо двух этих событий удачно для Китая вписался в общеполитический контекст, последовавший вслед за китайско-американской встречей, Саммит АТЭС во Вьетнаме.

Си Цзиньпин использовал площадку АТЭС многопланово. Во-первых, для пропагандистской цели. На Саммите была продемонстрирована личная близость с Трампом.

Во-вторых, встреча с российским Президентом показала приверженность стратегическому партнерству с Россией и многовекторность китайской глобальной дипломатии.

В-третьих, Китай подтвердил свои лидерские амбиции в плане создания ЗСТ АТР в целом на фоне выхода США из Транстихоокеанского партнерства (ТТП). А также для обозначения гибкости китайской экономической дипломатии – Китай заговорил о своем нейтральном подходе к продвигаемому Японией проекту ТТП-11 (без США).

В-четвертых, Пекин сказал о готовности к нормализации отношений с Японией и Южной Кореей, поставив вопрос об обмене государственными визитами с Токио.

Наконец, Китай выделил страны АСЕАН в качестве приоритета своей «периферийной дипломатии» (отношения с соседями), призвав к практической реализации предыдущих договоренностей о заключении между Китаем и АСЕАН Кодекса поведения в Южно-китайском море и пообещав новые инвестиции в рамках стратегии «Пояс – Путь» и Морской Шелковый Путь.

Успех китайской многосторонней дипломатии был отчасти смазан действиями того же Трампа, еще в Пекине очертившего новый подход США к АТР – в формате Индо-тихоокеанский регион. Смысл которого состоит в подключении Индии к сотрудничеству с США, в том числе и в плане сдерживания роста китайского влияния. На последовавшем вслед за Саммитом АТЭС Саммитом Восточно-азиатского сообщества (ВАС) в Маниле Трамп подчеркнул важность т.н. QUOD (партнерство США, Японии, Австралии и Индии – «четырех демократий вокруг Китая») по сотрудничеству на китайском направлении, вызвав традиционный в таких случаях протест официального Пекина. Последний, впрочем, был высказан представителем МИД КНР не самого высокого уровня с тем, чтобы не «бросить тень» на результаты китайско-американского Саммита – в духе высказанного на 19 съезде подхода Пекина к китайско-американским отношениям: «развивать сотрудничество при сохранении разногласий».

Для России 19 съезд КПК напрямую не несет каких-либо новых угроз или вызовов. Более того, реализация заложенных на съезде идей финансовой либерализации, создания региональной зоны свободной торговли в АТР, поддержания высокого экономического роста, создающего постоянный спрос на импорт энергоносителей, представляет долгосрочные возможности освоения новых, прежде всего финансовых, сегментов реформирующегося китайского рынка.

Вместе с тем, претензии Китая на глобальное лидерство и средства их реализации через акцентирование сотрудничества с США, очерчивают стратегические риски для России. Россия будет продолжать перемещаться на менее важное место, чем Китай для США и чем США для Китая. Шаги Китая по отстаиванию собственных лидерских интересов на различных политических и экономических мировых и региональных площадках без их сопряжения с Российскими ходами могут создавать помехи деятельности России в мире.

Диверсификация поставщиков газа за счет месторождений Аляски будет работать скорее против интересов российских экспортеров, чем в их пользу. И хотя американский СПГ, скорее всего, пойдет в Восточные, Центральные и Юго-восточные районы Китая, где есть инфраструктура для его использования, оставляя России ниши в промышленной зоне китайского Северо-востока, сам факт реализации многомиллиардного китайско-американского проекта объективно в плане конкуренции стратегически ослабляет позиции российских экспортеров, осложняя выход на новые географические сегменты китайского рынка.

В ближайшей, среднесрочной и стратегической перспективе России, в ответ на новые китайские вызовы, вероятно предстоит активизировать выработку нового подхода к двустороннему стратегическому партнерству. Во-первых, повышая удельный вес тематики сопряжения лидерской китайской политики и интересов России в обсуждении стратегических вопросов двусторонних отношений и мирового развития.

Во-вторых – активизируя периферийную дипломатию, балансирующую рост китайского влияния за счет развития отношений стратегического партнерства с Японией, Вьетнамом, Южной Кореей, Индией.

В-третьих – продолжая линию на выравнивание отношений России и США с тем, чтобы уже не только укреплять за счет китайского фактора позиции России на американском направлении, но и за счет американского фактора балансировать рост китайского влияния.