2413

© 07.11.2016, Луконин С.А., Михеев В.В.

photo by Day Donaldson \ www.flickr.com/photos/thespeakernews/

Логика приближения 19-го съезда КПК, намечаемого на осень 2017 года, оказывает возрастающее влияние на китайскую политику. Си Цзиньпин стремится использовать время для дальнейшей консолидации политической и военной власти – с тем, чтобы на предстоящем съезде иметь возможность единолично решать, прежде всего, кадровые вопросы. Он продолжает чистки в армии, партии, государственных органах в рамках антикоррупционной кампании. Вместо уволенных выдвигает на руководящие посты преданных ему политиков.

Однако Си сталкивается с новой проблемой. Он вынужден доказывать армейской и партийной элите, интеллектуальной части китайского общества, что кадровые чистки не ведут к ухудшению экономического положения или к неспособности Китая отстаивать свои территориальные интересы и интересы безопасности.

Во внутриполитической сфере в последние месяцы можно выделить три наиболее значимых обстоятельства.

Первое – обострение борьбы на самом верху партийной элиты. В конце лета в политико-информационное пространство вбрасывается предположение о том, что Си, который в 2017 году будет избран партийным лидером во второй раз, захочет сохранить за собой высший партийный пост и на третий срок после 20-го съезда КПК в 2022. В таком случае он нарушит партийную традицию, согласно которой по истечении двух пятилетних периодов должна происходить смена китайского лидера. Поводом для такого предположения стало то, что на традиционной августовской неформальной встрече китайских руководителей в Бейдайхэ, где обычно обсуждаются стратегические кадровые перестановки, вопреки традиции, Си не назвал имя своего будущего, через пять лет, преемника.

Пока трудно сказать, кем был инициирован данный вброс – сторонниками Си, которые зондируют реакцию на возможный вариант длительного пребывания Си Цзиньпина на вершине партийной пирамиды. Или его противниками, которые хотят еще раз обвинить Си в узурпации власти и нарушении партийных традиций.

При этом гонконгские и японские аналитики прогнозируют, что на 60-70% Си все же останется на третий срок – тем самым косвенно склоняясь к первому предположению о «сторонниках».

Второе – обострение обстановки на высоком законодательном уровне. В сентябре первый в истории КНР кризис затронул китайский парламент – 45 депутатов от провинции Ляонин были уличены в даче взяток за получение своих депутатских постов. Событие оказалось резонансным. Многие депутаты ожидают новых чисток. Критики антикоррупционной политики Си усматривают в происходящем угрозу парализации органов законодательной власти.

Третье – обострение ситуации в низах китайского общества. В сентябре на юге провинции Гуандун прошли массовые выступления крестьян против незаконного, по их мнению, изъятия сельскохозяйственных земель. Местные власти жестким силовым путем подавили протесты. Однако Пекин оказывается перед сложной взрывоопасной дилеммой: как найти баланс между социально-политической стабильностью, задачами урбанизации и модернизации села и интересами крестьянства, чье недовольство в предсъездовский период может быть использовано противниками Си против самого Си Цзиньпина.

Экономика. На прошедшем в Китае в сентябре 2016 г. Саммите G-20 китайское руководство приложило сверхусилия для демонстрации мировому сообществу и китайской элите того, что антикоррупционные реформы Си Цзиньпина не вредят экономике.

На Саммите Китай, во-первых, демонстрировал уверенность в том, что китайская экономика сохраняет потенциал длительного роста, что китайской статистике можно доверять, а те, кто говорит о статистических приписках, не правы. Китай способен продолжать структурные реформы и поддерживать рост, является «надежным и ответственным партнером для всех стран», а сам Си Цзиньпин – «авторитетным лидером», полностью контролирующим ситуацию в Китае.

Во-вторых, Китай стремился показать готовность взять на себя лидерство в развитии мировой экономики, в частности, предложив странам координировать политику национальных структурных реформ, на многосторонней основе отказаться от «манипулирования валютными курсами» и т.д.

В-третьих, Пекин заявил о своих претензиях на роль одного из финансовых лидеров мировой экономики – через Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и другие финансовые механизмы, обеспечивающие стратегию Шелкового Пути (Фонд Шелкового Пути, Банк развития БРИКС, Фонд финансирования восточно-европейских проектов Шелкового Пути, двусторонние инвестиционные соглашения).

Декларируемые цели подтверждаются ростом прямых зарубежных инвестиций Китая: за первые восемь месяцев этого года их объем в нефинансовый сектор мировой экономики достиг 120 млрд. долл. Объем инвестиций в строительные проекты – около 100 млрд. долл. Число китайских рабочих на зарубежных стройках в сентябре 2016 года составляет почти 1 млн. человек.

Во внешней и оборонной политике Китай все более акцентированно следует тактике «жесткости и компромисса», своего рода нового варианта «кнута и пряника».

Си подтверждает, и перед миром, и перед внутренней аудиторией, «жесткость» в отстаивании национальных интересов. Он стремится показать, имея в виду перспективы 19-го съезда КПК, что кадровые чистки не мешают Китаю превращаться в одного из мировых политических лидеров.

С другой стороны, Пекин предлагает своим главным партнерам и одновременно конкурентам и соперникам компромиссные варианты решения споров и преодоления разногласий. Китаю по-прежнему важно поддерживать с иностранными государствами благоприятные политические отношения в целях обеспечения внешней среды для стабильного развития китайской экономики. А также – в интересах экспансии китайского капитала за рубеж и продвижения китайских стратегических инициатив Шелкового пути и Морского шелкового пути.

В отношениях с Японией фаза обострения по причине территориальных споров во второй половине 2016 г. сменяется возвратом к политике подчеркивания взаимного сотрудничества. В августе проходит очередная встреча министров иностранных дел Китая, Японии и Южной Кореи по вопросам региональной безопасности в СВА и продвижения переговоров по созданию зоны свободной торговли между тремя странами. В сентябре на Саммите G-20 Си и Абе говорят о необходимости нормализации отношений. При этом Китай не отказывается от политики давления на Токио по территориальной проблеме, продолжая посылать военные корабли в воды, которые Япония считает своими.

Отношения с Южной Кореей в середине 2016 г. резко обострились из-за решения Сеула разместить на своей территории американскую систему ПРО ТВД (противоракетная оборона на театре военных действий – THAAD). И хотя заявленные американцами и южнокорейцами цели связаны с защитой от возможной атаки со стороны Северной Кореи, а противоракеты имеют 200 километровый радиус действия и не захватывают китайскую территорию, Пекин расценил планы размещения ПРО ТВД, радар которой может покрывать часть Китая, как нарушение баланса стратегических сил в СВА. Летом Китай предпринял жесткую дипломатическую атаку на Сеул, отказавшись от многих контактов в военной сфере и сфере безопасности, сократив экономическое сотрудничество и культурные обмены. Однако на Саммите двадцатки Сеулу был предложен аналогичный японскому «пряник»: Си Цзиньпин и Пак Гын Хе договорились о необходимости нормализации отношений. Сближающими темами являются северокорейская ядерная проблема, неприятие Транстихоокеанского партнерства (ТТП), борьба с терроризмом и др. Однако, как и в случае с Токио, Пекин не прекращает демонстрировать жесткость по беспокоящей его проблеме – в данном случае проблеме ПРО ТВД.

В подходах к АСЕАН «жесткость» или «кнут» проявляются в игнорировании решения Международного суда в Гааге, не признавшего по иску Филиппин притязаний Пекина на часть островов в Южно-китайском море, а также в продолжение работ по созданию искусственных островов с целью расширить границы китайской морской зоны, в наращивании военного присутствия Китая в спорных акваториях Южно-китайского моря.

В качестве «пряника» Пекин использует экономические (растущее финансирование наиболее бедных стран АСЕАН, таких как Камбоджа, Мьянма, Лаос) и политические (обязательства не заселять спорные острова, оформленные в подписанной на последнем Саммите Китай – АСЕАН Декларации о правилах поведения в Южно-китайском море) рычаги.

Политика «жесткости и компромисса» позволила Пекину расколоть АСЕАН. Бедные страны, рассчитывающие на продолжение китайской помощи, и страны, не имеющие выхода в Южно-китайское море, не склонны к нагнетанию ситуации и не готовы поддерживать жесткий подход Филиппин, Вьетнама, Малайзии и Брунея.

Тем не менее, наличие спорных проблем увеличивает страхи АСЕАН по поводу главных стратегических проектов Китая – Шелкового пути (ШП) и Морского шелкового пути (МШП). В АСЕАН используется образное сравнение действий Китая в ЮКМ с «языком коровы», который слизывает все, что находится рядом. На этом фоне во второй половине 2016 г. наблюдается замедление китайской активности в рамках проекта Морского шелкового пути. Акценты смещаются в пользу сухопутного направления. В августе – сентябре Пекином активно рекламируются сценарии создания коридоров Китай – Монголия – Россия и Китай – Казахстан – Центральная Азия, а также сотрудничество с Беларусью - будущим логистическим центром стыковки евразийского и восточно-европейского пространств ШП.

США. К осени 2016 г. среди традиционных противоречий Китая и США (по правам человека, демократии, непрозрачности военных программ Пекина и т.д.) в фазе обострения оказались две темы – упоминавшаяся выше проблема ПРО ТВД в Южной Корее и нарастающее американское военное присутствие в Южно-китайском море.

Пекин считает, что Вашингтон нарушает недавно данное им Китаю и АСЕАН обещание «не быть ни на одной из сторон» в конфликте, а на деле, поддержав решения суда в Гааге и наращивая военную активность на море, занимает антикитайскую позицию. Отдельные американские, китайские и российские эксперты расценивают нынешний этап обострения отношений Китая и США как кризис курса Си на создание «партнерства нового типа» с Вашингтоном.

Однако параллельно Китай и США продолжают накапливать потенциал взаимодействия в наиболее чувствительных для обеих стран сферах безопасности.

Си важно показать китайской и мировой общественности, что он не только сильный лидер, не предающий национальных интересов, но и умный лидер, не ставящий под угрозу стратегические экономические (американский рынок, инвестиции, технологии и т.п.) и политические (использование сотрудничества США для усиления глобального влияния Китая) интересы Китая из-за очередного обострения расхождений с Вашингтоном.

Пекин и Вашингтон накануне сентябрьского Саммита G-20 первыми из стран-подписантов одновременно демонстративно ратифицировали Парижское соглашение по изменению климата. В августе Китай несколькими военными кораблями принял участие в возглавляемых США многонациональных военно-морских учениях RimPac в Тихом океане. В августе и сентябре прошли очередные раунды китайско-американских диалогов по ядерной и кибербезопасности. Наращивает активность созданный весной 2016 г. под Пекином китайско-американский ядерный центр, занимающийся, в том числе распространением в ЮВА и СВА норм и стандартов обеспечения ядерной безопасности.

В краткосрочной и среднесрочной перспективе Китай продолжит выстраивать «сотрудничество нового типа» с США на факторах «жесткости» в отстаивании китайских интересов и «компромисса» в поиске новых вариантов встраивания Китая в руководство мировой политикой и экономикой при взаимодействии с США.

В части «жесткости» Пекин активизирует вовлечение России в целях усиления собственных переговорных позиций в отношениях с США. Пекин втягивает Россию в военно-политическое взаимодействие по ЮКМ. Россия безоговорочно поддерживает китайскую позицию по неприятию решений суда в Гааге. В сентябре проходят военно-морские учения России и Китая в Южно-китайском море. Пекин демонстративно подчеркивает их «беспрецедентный» и «боевой характер». Параллельно Китай, выстраивая курс на повышение собственной роли в международных конфликтах, в частности в Сирии, начинает зондировать возможности использования российской военной инфраструктуры в Сирии для возможного подключения китайской авиации к силовой операции против ИГИЛ. Пекин рассматривает это в качестве фактора политического давления на США в ответ на размещение ПРО ТВД в Южной Корее и новых военных баз на Филиппинах.

В свете отношений «жесткости и компромисса» между Пекином и Вашингтоном России важно осмотрительно оценивать последствия глубокого стратегического подыгрывания Китаю. Существует возрастающий риск превращения России в «политическую карту», которую Китай разыгрывает в отношениях с США. Россия же, безальтернативно поддерживая Китай, рискует собственными интересами. Например, вовлечение в конфликт в ЮКМ исключительно на китайской стороне чревато ухудшением отношений с главной надеждой России в АСЕАН – Вьетнамом. В свою очередь, допуск Китая к российским базам в Сирии и содействие китайскому военному вовлечению в сирийский конфликт может привести к появлению здесь нового игрока, с мнением которого придется считаться и России, и США – с риском дополнительных затруднений при принятии эффективных решений.

Еще одна стратегическая угроза России связана с формированием новой структуры безопасности в СВА без России – на основе укрепления существующих военно-политических альянсов США с Южной Кореей и Японией, диалога безопасности между Пекином, Сеулом и Токио и выстраивания новых отношений безопасности США с Китаем. При этом Китай может превратиться в главный канал вхождения в регион для России.

Стратегически России, безусловно, выгодно сотрудничество с Китаем в экономике, в G-20, в военно-политической сфере и т.д. Однако в интересах России чтобы поддержка Китая не превратилась в абсолютную и безальтернативную политику. Важно сделать взаимодействие с Китаем осмотрительным, чтобы (1) не испортить отношения с АСЕАН и, в особенности, с Вьетнамом и (2) не быть втянутым в новый вариант конфронтации с США, но уже по китайскому сценарию.

России не выгодно идти на ухудшение отношений с США сразу по нескольким направлениям – Украина, Сирия, а теперь и Восточная Азия.