2714
used image from Internet
© Терских М.А., 22.02.2022
12 февраля 2022 г. была опубликована Индо-Тихоокеанская стратегия США1. Она отражает представления Вашингтона о будущем недавно провозглашенного на азиатско-тихоокеанском пространстве «Индо-Тихоокеанского региона» и своего места в нем. Несмотря на то, что подобный «региональный» формат документа нельзя назвать типичным для американской внешней политики, структура и характер позволяют отнести его к категории документов стратегического планирования, наиболее всеобъемлющим из которых является Стратегия национальной безопасности (СНБ). Сравнения с азиатскими главами СНБ прошлых лет2 дают возможность проанализировать эволюцию подходов США к Азии в динамике и ответить на вопрос, действительно ли ИТ-стратегия столь революционна, как о ней говорят официальные лица.
Начать стоит с самого региона и его названия. За 35 лет (первая СНБ в 1987 г. – ИТ-стратегия в 2022 г.) регион назывался по-разному – где-то «Восточная Азия и Тихий океан», где-то просто «Азия», в новом тысячелетии до запуска политического неологизма «Индо-Тихоокеанский регион» преимущественно применялся термин «Азиатско-Тихоокеанский регион». Зачастую в одном документе могут использоваться сразу несколько названий – к примеру, в самой ИТ-стратегии нередко употребляется лаконичное «Азия». Как представляется, для американцев речь и идет о некой абстрактной «Азии» (к которой добавляется еще Австралия с Океанией) – морскому региону, лежащему по другую сторону от Атлантики. Американская модель деления мира, как и ее британский прародитель, «морецентрична» – зона ответственности того или иного флота (определяемая исходя из географических реалий) и есть регион. Неудивительно, что приставку «индо-тихоокеанский» получило сначала военно-морское командование, а уже потом и пространство.
При этом, несмотря на разные названия, пределы региона в целом оставались прежними. «В целом» – потому что в настоящее время США не уточняют, какие именно страны относятся к ИТР. О параметрах региона можно судить лишь по косвенным признакам. Один из них – сама карта на обложке стратегии. Западные границы ИТР в таком случае заканчиваются Индией, восточные – США и Канадой, не включая Мексику и Латинскую Америку. Казалось бы, это подтверждается и по тексту ИТ-стратегии, в которой упоминается, что в регионе расположены крупнейшие вооруженные силы по количеству личного состава в мире (Китай, Индия, США, КНДР, Россия, Пакистан, Республика Корея; стоящий на восьмом месте Иран уже не часть ИТР). Однако по мнению Белого дома, к региону относятся 25% мировой суши, что странно, так как почти четверть занимают территории только трех стран – России, Китая и США (даже без учета Канады, Индии и Австралии). Может, речь только про страны, имеющие выход к Тихому и Индийскому океанам? Тогда почему не представлены государства Латинской Америки, Ближнего Востока и Африки, но упомянута не имеющая выхода к морю Монголия? Это и наводит на мысль о причинах отсутствия определения четких границ – перечень стран позволит понять логику, которая, как представляется, в гораздо большей степени определяется соображениями политики, чем географии или экономики.
Примером вольного жонглирования терминами являются пассажи ИТ-стратегии о том, что США – индо-тихоокеанская держава, издавна признающая значение ИТР для безопасности и процветания (напомним, «индо-тихоокеанство» пришло в политику Вашингтона всего пять лет назад). При этом стоит признать, что со второй половины XIX века США стали по праву считаться тихоокеанской державой (рождение тихоокеанской Америки произошло в 1898 г., когда по итогам испано-американской войны США получили Филиппины и Гуам и в том же году аннексировали Гавайские острова), о чем регулярно упоминалось в предыдущих документах.
В течение XX века Тихоокеанская Азия в списке внешнеполитических приоритетов Вашингтона уступала только Европе. На рубеже веков АТР объективно имела все шансы на лидирующее место (к примеру, в Четырехлетнем обзоре оборонной политики США3, вышедшем в начале 2001 г., так и есть), однако события 11 сентября переключили внимание на Ближний Восток. «Позиции» Азии были восстановлены только с приходом в Белый дом Б. Обамы, провозгласившего «разворот». Последующие шаги закрепили АТР в качестве приоритетного направления.
В центре таких трансформаций, безусловно, находится Китай. В публичных документах стратегического планирования США его значение последовательно возрастало на протяжении трех десятилетий. Уже в СНБ 1993 г. подчеркивалась важность «внимательного наблюдения» за подъемом Пекина и готовности «поддерживать, сдерживать или балансировать» его в зависимости от ситуации. В документах 2000-х отмечалось, что КНР обладает наибольшим потенциалом для превращения в конкурента США. В документах 2010-х Китай уже назывался «стратегическим соперником». В ИТ-стратегии ему предписывается роль источника основных вызовов и инкриминируются попытки трансформировать нормы и правила, выгодные региону и всему миру.
Обращает на себя внимание отход от привычной для подобных документов структуры повествования, состоящей их трех приоритетов – укрепление безопасности, содействие экономическому процветанию, продвижение демократических ценностей. К ним добавилась цель повышать устойчивость к угрозам XXI века – изменению климата и пандемии коронавирусной инфекции. А также, под номером два, – наращивать связи внутри региона и за его пределами. В этом разделе, помимо традиционных задач по укреплению альянсов и углублению связей с партнерами внутри региона, содержатся пассажи о работе в «гибких» форматах – особенно через механизмы «Quad» (объединения, включающего Австралию, Индию, США и Японию). Неслучайно документ был опубликован в период встречи министров «четверки» и налаживании мостов между «Индо-Пацификой» и Евро-Атлантикой, привлекая в регион Евросоюз и НАТО. Рельефно прописана поддержка лидерства Индии в Южной Азии. Вкупе с заявлениями о необходимости «беспрецедентного сотрудничества» для реализации целей стратегии это, вероятно, говорит об осознании сложностей сдерживания Китая только силами США.
Претерпел изменения и раздел, посвященный демократии и правам человека, упомянутый первым. В нем речь идет о поддержке открытых сообществ, инвестициях в демократические институты, гражданское общество и свободную прессу, содействии журналистским расследованиям, обличению коррупции и т.д. По сути – о вмешательстве во внутренние дела под ширмой продвижения ценностной матрицы. В целом «ценности» – одно из самых часто употребляемых слов в документе, даже технологические стандарты должны ими определяться.
Довольно слабым выглядит раздел о содействии экономическому процветанию региона. По сути, оно свелось к анонсу некого «Рамочного экономического взаимодействия для ИТР», презентовать которое обещано в 2022 г., и констатации приверженности помощи инфраструктурному развитию региона, в том числе с привлечением партнеров по «Группе семи» через инициативу Дж. Байдена «Build Back Better World».
В разделе, посвященном безопасности, отмечается, что в основе подхода США к данной теме – «интегрированное сдерживание». Интеграция предполагается через укрепление координации с союзниками (как в регионе, так и за его пределами), в том числе посредством уплотнения связей между их оборонно-промышленными комплексами, переориентации соответствующих цепочек поставок. В этом контексте упоминается созданный недавно военно-технический альянс Австралии, Великобритании и США «AUKUS». Подчеркивается важность обеспечения мира и стабильности в Тайваньском проливе и повышения возможностей Тайваня к самообороне. Интересно, что в тексте для обозначения Пекина используется только аббревиатура «КНР» – об отказе от «политики одного Китая», конечно, речи не идет, но попытка разделить понятия «КНР» и «Китай» очевидна.
В целом Индо-Тихоокеанская стратегия США, если сравнивать ее с предыдущими документами стратегического планирования, действительно вносит новое в азиатскую политику Вашингтона. Антикитайский настрой, как и идеи мессианского морализма В. Вильсона, откровенны как никогда, больше внимания уделяется взаимодействию с союзниками, в том числе внерегиональными, прописана идея «мягких» альянсов. С другой стороны, данные изменения нельзя назвать революционными – трансформация проходила естественным образом под влиянием меняющейся обстановки в регионе. В этом плане название самого региона не имеет принципиального значения, является своего рода «ребрендингом» хорошо известного товара и преследует свои политические цели. При этом ключевая цель США, по мнению Г. Киссинджера, остается неизменной на протяжении более века – не допустить появления гегемона (фактически – конкурента)4.
Примечания:
1 https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/02/U.S.-Indo-Pacific-Strategy.pdf
2 https://history.defense.gov/Historical-Sources/National-Security-Strategy/#:~:text=The%20National%20Security%20Strategy%20(NSS,late%20or%20not%20at%20all
3 https://history.defense.gov/Historical-Sources/Quadrennial-Defense-Review/#:~:text=The%20Quadrennial%20Defense%20Review%20(QDR,the%20Joint%20Chiefs%20of%20Staff
4 Kissinger H. World Order // Penguin Books, 2014
Нет комментариев