191

used image: Российская МБР // Internet

© Лучина М.С., 22.11.2024

19 ноября 2024 г. был опубликован указ Президента Российской Федерации «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания»^[1], заменивший «Основы» 2020 г. Его с большим интересом ждали с момента сентябрьского анонса изменений в российской ядерной доктрине^[2]. Всё-таки этот документ не мог не отразить того уникального положения ядерной сверхдержавы, в котором оказалась Россия, столкнувшаяся с интенсивным вооружённым конфликтом на сопредельной территории. И действительно, ряд изменений тесно связан с происходящим на Украине. Однако далеко не только этим фактором обусловлены нововведения.

Первым делом отметим, что новые «Основы» повысили в рамках российского ядерного сдерживания статус Республики Беларусь как части Союзного государства. Теперь ответные действия сил ядерного сдерживания РФ будут реализовываться, как в случае использования против Белоруссии ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения (ОМУ), так и в случае применения против неё обычного оружия. Последнее и составляет уникальное положение Минска в российской ядерной доктрине по сравнению с другими союзниками, которым Москва предоставляет «ядерный зонтик» только в случае использования против них ОМУ.

Очевидно, именно с учётом повышения статуса Белоруссии в доктрине, помимо прочего, появляется и следующий принцип: «централизация управления применением ядерного оружия, в том числе размещенного за пределами территории Российской Федерации» (п.16(ж)).

Сравнивая новую и прежнюю доктрины, важно обратить внимание на то, что в свежей версии пункт «принципы ядерного сдерживания» не содержит ссылки на «соблюдение международных обязательств в области контроля над вооружениями», что приводилось в старом документе под п.15(а). Бесспорно, Москва не обозначает этим, что её ответственность за соблюдение этих обязательств может сокращаться хоть в какой-то степени – о чём, как минимум, свидетельствует упоминание «неконтролируемого распространения оружия массового поражения, средств его доставки, технологий и оборудования для их изготовления» (п.15(к)) в качестве подлежащей нейтрализации военной опасности (наряду с регулярно поднимавшейся в последние годы темой возможного обретения Украиной ядерного или радиологического оружия). Однако сохранение приверженности прежнему формату диалога о контроле над вооружениями представляется политически очень сложным в условиях активной конфронтации с США и западными странами, что и призвано показать демонстративное изъятие этого положения. Заметим, что это выглядит и логичным продолжением официальной политики в отношении переговоров о стратегической стабильности, объявленной российской дипломатией: полный отказ от так называемой компартментализации и возврат за стол для консультаций только после надлежащего урегулирования ситуации вокруг Украины и отказа западных стран от задачи нанесения России «стратегического поражения»^[3].

А вот что такого рода доктринальные документы не должны показывать, так это всю совокупность намерений, лежащих в основе ядерного сдерживания. Как известно, правилом, благодаря которому можно было бы соблюсти подобную «непрозрачность», является принцип неопределённости. Он упоминается в п.16(в) самих «Основ»: «неопределенность для потенциального противника масштаба, времени и места возможного применения сил и средств ядерного сдерживания». И он хорошо интегрирован в новой версии в гибкую формулировку «агрессия... с применением обычного оружия, создающая критическую угрозу их суверенитету и (или) территориальной целостности (п.19(г)), которая пришла на смену прежней жёсткой форме – «агрессия... с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства». Это изменение – своего рода возвращение к элементу военной доктрины 2000 г. Напомним, в ней первое применение ядерного оружия обусловливалось так: «в ответ... на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности Российской Федерации ситуациях»^[4].

Очевидно, что понятие «критическая угроза» куда растяжимее, чем «угроза существованию». В него для повышения эффективности сдерживания допустимо включить множество угроз с целью доведения осмотрительности противника до предельного уровня, когда он всякое своё действие должен будет соизмерять с риском ядерного ответа. Бесспорно, на практике данная логика далеко не всегда эффективна. Но в любом случае неопределённость требует учёта со стороны противника, а для тех, кто ей оперирует, создаётся большее пространство для манёвра в рамках эскалационной лестницы.

Далее стоит также отметить степень адаптивности ядерного сдерживания РФ к изменениям военно-политической обстановки в европейском регионе, которая прослеживается в ряде новых положений. В п.15 документа в качестве военных опасностей рассматриваются: «создание новых или расширение существующих военных коалиций, приводящих к приближению их военной инфраструктуры к границам РФ», «изоляцию части территории РФ» (в данном положении очевидно стремление предупредить высказываемые намерения официальных лиц ряда стран НАТО блокировать Финский залив и Калининградскую область), «действия, направленные на поражение экологически опасных объектов» и «крупномасштабные военные учения вблизи границ РФ». Ничего похожего в прежних «Основах» не было. Первое из них, касающееся приближения военной инфраструктуры к российским границам, регулярно возникало в руководящих документах стратегического планирования (например, п.12(а) действующей Военной доктрины^[5]), однако прежде не получало трактовки в ядерном измерении.

Также произошло расширение списка целей, в случае применения против которых ОМУ допускается возможность ядерного ответа: «воинские формирования и объекты РФ, расположенные за пределами её территории» (п.19(б)).

И, конечно же, те новые посылы, что с объявления изменений в ядерной доктрине РФ в конце сентября были на слуху, также вошли в документ. В частности, там указывается, что:

• Ядерное сдерживание осуществляется также в отношении государств, которые предоставляют контролируемую ими территорию, воздушное и (или) морское пространство и ресурсы для подготовки и осуществления агрессии против РФ (п.9);
• агрессия любого государства из состава военной коалиции против РФ и (или) ее союзников рассматривается как агрессия этой коалиции в целом (п.10);
• агрессия против РФ и (или) ее союзников со стороны любого неядерного государства с участием или при поддержке ядерного государства рассматривается как их совместное нападение (п.11).

А «поступление достоверной информации о массированном старте (взлёте) средств воздушно-космического нападения (самолеты стратегической и тактической авиации, крылатые ракеты, беспилотные, гиперзвуковые и другие летательные аппараты) и пересечении ими государственной границы» теперь рассматривается как условие, определяющее возможность применения ЯО (п.19(д)).

Таковы ключевые изменения российской ядерной доктрины, которые нацелены на то, чтобы соотнести механизм ядерного сдерживания с актуальными вызовами, которые требуют от Кремля выдерживать баланс между эффективностью ВС РФ на украинском театре военных действий и социальным развитием внутри страны. В этих условиях российское руководство отводит особую роль ядерным силам РФ в рамках текущего противостояния с США и их западными союзниками. Особенно это хорошо прослеживается в синхронизации с появлением информации о разрешении Киеву со стороны Вашингтона наносить удары по «старой» территории РФ оружием большой дальности.

По сути дела, сейчас мы наблюдаем уникальный рискованный эксперимент, призванный определить эффективность ядерного сдерживания и его границы. Последствия же этого опыта, возможно, определят не только будущее ядерных сил, но и отрегулируют степень допустимого в противостоянии между ядерными державами.

Примечания:

^[1] Указ об утверждении Основ государственной политики России в области ядерного сдерживания //Официальный сайт президента России, 19.11.2024. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/75598.
^[2] Заседание Постоянного совещания Совбеза по ядерному сдерживанию // Официальный сайт президента России, 25.09.2024. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/75182.
^[3] См., напр., Интервью Министра иностранных дел Российской Федерации С.В. Лаврова Издательскому дому «Аргументы и факты», Москва, 20 октября 2024 года //МИД России, 21.10.2024. URL: https://mid.ru/ru/foreign_policy/news/1976783/.
^[4] Указ Президента Российской Федерации от 21.04.2000 г. №706 «Об утверждении Военной доктрины Российской Федерации» //Официальный сайт президента России, 21.04.2000. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/15386.
^[5] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена президентом Российской Федерации 25 декабря 2014 г., №Пр-2976 //Совет Безопасности РФ, [б.д.] URL: http://www.scrf.gov.ru/security/military/document129/.